Труды по хозяйству. От пыли сохнут руки.
Dec. 16th, 2012 06:38 pmЯ поступил решительно и своеобразно, расселив полтора метра книг с верхней полки старого уфимского barrister bookcase. Теперь там просто лежит сумка с фотоаппаратом, как есть, в сборе, а скоро добавится еще несколько штучек быстрого доступа: 70-200/f2.8, вспышка, зарядное устройство, пульт управления (мне подарили новый замечательный пульт управления, почти прямо из Тайваня, и я даже уже сделал пару картинок)(like this or that) (а что Петя глаза закрыл, а у меня в целом глупый вид, и на это не обращайте внимания).
Вот так. На даче у нас давно уже есть старый книжный шкаф, в котором стоит посуда.
Переселяя книги, я раскладывал их по родам и видам, а именно: все равно буду перечитывать (Тацит, Ончуков); надо бы, прах побери, наконец прочитать (Мариенгоф, Житков); и другие. Среди других оказалось непропорционально много стихов.
Если стихи не попадают сразу, куда целились, то они оказываются головоломкой -- их приходится ощупывать, как слона -- иногда искать подлежащее и сказуемое (даже по-русски) -- некоторые стоят того, конечно -- но чем дальше, тем чаще [пропущено](*)
Не знаю, как у вас, а у нас книжные полки по краям зарастают неожиданными пыльными мелочами: вот глиняная трубка с отколотым мундштуком; тычковый нож; неваляшка; пятидесятирублевые монеты; свистулька; три пуговицы; кольцо от лыжной палки; стеклянный шарик; обрезок можжевельника; английские мензурки Pyrex на 10 ml.
_________________
(*) Не совсем кстати кто-то замечал где-то... собственно, П. Кропоткин: Есть ли более высокое эстетическое наслаждение, чем чтение стихов на не совсем хорошо знакомом языке? Все покрывается тогда своего рода легкой дымкой, которая так подобает поэзии. Те слова, которые, когда мы знаем разговорный язык, режут наше ухо несоответствием с передаваемым образом, сохраняют свой тонкий, возвышенный смысл. Музыкальность стиха особенно улавливается. Впрочем, в то время стихи были, наверно, немного другие.
Вот так. На даче у нас давно уже есть старый книжный шкаф, в котором стоит посуда.
Переселяя книги, я раскладывал их по родам и видам, а именно: все равно буду перечитывать (Тацит, Ончуков); надо бы, прах побери, наконец прочитать (Мариенгоф, Житков); и другие. Среди других оказалось непропорционально много стихов.
Если стихи не попадают сразу, куда целились, то они оказываются головоломкой -- их приходится ощупывать, как слона -- иногда искать подлежащее и сказуемое (даже по-русски) -- некоторые стоят того, конечно -- но чем дальше, тем чаще [пропущено](*)
Не знаю, как у вас, а у нас книжные полки по краям зарастают неожиданными пыльными мелочами: вот глиняная трубка с отколотым мундштуком; тычковый нож; неваляшка; пятидесятирублевые монеты; свистулька; три пуговицы; кольцо от лыжной палки; стеклянный шарик; обрезок можжевельника; английские мензурки Pyrex на 10 ml.
_________________
(*) Не совсем кстати кто-то замечал где-то... собственно, П. Кропоткин: Есть ли более высокое эстетическое наслаждение, чем чтение стихов на не совсем хорошо знакомом языке? Все покрывается тогда своего рода легкой дымкой, которая так подобает поэзии. Те слова, которые, когда мы знаем разговорный язык, режут наше ухо несоответствием с передаваемым образом, сохраняют свой тонкий, возвышенный смысл. Музыкальность стиха особенно улавливается. Впрочем, в то время стихи были, наверно, немного другие.